Хлебные войны или костлявая рука рынка

Воистину дивные дела творятся под солнцем. Сразу после начала спецоперации цены на газ в Европе резко пошли вверх – с чего бы? Ведь газа меньше не стало. Сейчас заговорили о голоде из-за того, что мировой рынок не может получить украинское зерно. Того зерна – всего несколько процентов от мирового сбора. Откуда же возьмется надвигающийся голод, причем не в Африке, где он был всегда, а в сытой Европе? Уж там-то еды достаточно – а цены на продовольствие прут вверх, как на дрожжах. И виноваты во всем, конечно же, Россия и Путин. Кто же еще?

И в этой связи приходит мне на память одна войнушка, которую наша историческая наука дважды сумела не заметить. В советский период потому, что виной всему были объявлены происки кулаков, а в постсоветский – потому что все ее проявления свалили на коллективизацию. Хотя кулаки были виновны постольку поскольку, а коллективизация и вовсе ни при чем. Ну, а уж про сами «хлебные войны» 20-х годов прошлого века вообще ни одна из историй не упоминает. Не может же советская признаться в слабости собственного государства, а современная опорочить священную рыночную экономику…  

Историческую параллель проводит эксперт Vostok.Today, известный писатель-историк Елена Прудникова.   

Ранее наш эксперт провела исторические параллели по другой важной тематике – памятникам

Нэпман и его нэп  

Во время Гражданской войны частная торговля продовольствием была запрещена. На самом деле она, конечно же, шла вполне успешно – у властей охваченной хаосом огромной страны просто не было возможности реализовать этот запрет. В 1921 году война закончилась.  Наступил столь любимый «перестроечными» экономистами нэп, ознаменовавшийся в первую очередь свободой торговли. Как грибы после дождя, откуда-то в одночасье появились коммерсанты-нэпманы, уже раскрутившиеся и делавшие нехилые гешефты без всяких стартовых капиталов. Кто-нибудь задумывался – а кто они, собственно, такие и откуда взялись?  

Википедия: нэпманы гуляли в ресторанах

Все очень просто: нэпманы – это вышедшие из тени спекулянты времен Гражданской войны. Пришли они, естественно, не экономику восстанавливать – ибо ничего созидать не умели. Они пришли торговать. Причем частный рынок 20-х годов был настолько мощным, что играл в торговые игры с государством даже не на равных, а раз за разом выигрывал.   

Пока крестьяне платили государству натуральный налог, оно худо-бедно выполняло взятые на себя обязательства – снабжать население дешевым продовольствием. Частникам же приходилось довольствоваться остатками. Но в советском правительстве имелись свои «рыночники». В 1924 году натуральный налог был заменен денежным – и покатилось.  

Первый удар рынок нанес правительству уже в заготовительном сезоне 1924/1925 годов. Обычно, когда государство закупало хлеб, оно делало это по средним рыночным ценам. Но осенью 1924 года в связи с очередным неурожаем хлебные цены начали расти. И перед едва народившимся «рыночным социализмом» сразу же встал вопрос: до какого предела повышать заготовительные цены? Дешевый хлеб – одна из основ советской политики, повышать розничные цены для потребителей нельзя, а чем выше заготовительные цены, тем в больший минус попадает государство. Да, но ведь крестьянам высокие цены – это хорошо, это их поддержит? 

Отнюдь. Деревня – она ведь не однородная масса хлебопашцев. До половины крестьянских хозяйств были настолько бедны, что излишков не имели вообще, а хлеб покупали или получали из правительственных фондов – такие вот «кормильцы державы», которым и себя не прокормить. Для них высокие цены были катастрофой.  

Pxhere.com:пшеничное поле  

Половина оставшихся – маломощные середняки, которые излишков имели мало и хлеб на ссыпные пункты зачастую не возили. Зачем гонять лошадь за полсотни километров ради нескольких пудов? Им проще и выгоднее было продать излишки мелкооптовому скупщику – чуть подешевле, зато в своей деревне.  Так что маломощным хозяйствам – тем, кого обещало и кого должно было поддерживать государство – доставались семечки. Яблочки кушали те, кто и без господдержки проживет: сельские нэпманы, они же кулаки.   

Рыночные игры – в минусе государство  

Власть оказалась перед выбором: либо обогащать нэпманов за счет госбюджета, либо уступить им столько хлеба, сколько сможет освоить частный рынок. Оно выбрало второй вариант и установило лимит на заготовительные цены. О результате догадаться нетрудно – хлеб начали скупать частные торговцы, не связанные лимитами, и оказалось, что освоить нэпманы могут очень много. Резервов, чтобы выбросить на рынок и сбить цены, государство не имело, и поэтому оно все-таки было вынуждено увеличивать лимиты закупочных цен, а весной и вовсе их отменить, переложив существенную часть госбюджета в карманы хлеботорговцев.  

Первый этап рыночных игр окончился сокрушительным провалом. 

На следующий год государство решило поиграть на рынке всерьез, форсируя заготовки. Причин было несколько, но главных – две. Первое – поставить товар на европейские рынки до того, как там появится дешевый американский хлеб и начнется падение цен. Второе – увеличить осенний спрос, повысив тем самым цены в интересах маломощных хозяйств, продававших зерно осенью для уплаты налогов.  Напомним, сильные хозяйства могли себе позволить придерживать товар до весны, до высоких цен.   

Был приготовлен товарный фонд для сдающих зерно крестьян – весьма существенная приманка в условиях дефицита. А кроме того, решено было всеми силами удерживаться от административных методов. В этом году всем был обещан рынок.  

Сокрушительный опыт 

И рынок пришел – но совсем не так, как ожидалось. С самого начала все пошло наперекосяк. Чтобы русское зерно первым успело на европейские рынки, решено было в августе, когда хлеб еще не убран с полей и не обмолочен, повысить закупочные цены. Это сыграло на руку не беднякам, а, наоборот, самым зажиточным крестьянам, имевшим уборочные машины и батраков. Они успели продать свой хлеб дорого, а заодно подмели и промышленные товары. После чего, удовлетворенные, вышли из игры.   

Небогатые же крестьяне не торопились везти хлеб, поскольку традиционно полагали летние и осенние цены низкими, а промышленных товаров в продаже не наблюдалось. В результате подвоз резко упал, а цены, соответственно, взлетели намного выше задуманного.  Экспортная программа срывалась, предложение хлеба на мировом рынке увеличивалось, высокие заготовительные цены грозили сделать экспорт и вовсе нерентабельным, и правительство, не выдержав, занялось механическим регулированием цен, чем радостно воспользовались – кто? Конечно же, нэпманы, не имевшее таких ограничений.  

Результаты рыночного опыта оказались поистине сокрушительными.   Годовой план пришлось снизить на четверть, план по экспорту был выполнен едва на 40%. А ведь тогдашний Советский Союз зависел от импорта куда больше, чем нынешняя Россия, и ввозил не высокие технологии, а простейшие сельхозорудия и ширпотреб. По причине проваленной экспортной программы уменьшилось количество импортных товаров. Все это вызвало очередной скачок цен на промтовары, что ударило в первую очередь по маломощным хозяйствам.  

Кремлевская регулировка 

Тогда-то в Кремле и поняли, что государство существует не для того, чтобы играть в рынок, а для того, чтобы его регулировать. Итогом 1926 года стала «антирыночная» статья 107 УК: «Злостное повышение цен на товары путем скупки, сокрытия или невыпуска таковых на рынок – лишение свободы на срок до одного года с конфискацией всего или части имущества или без таковой. Те же действия при установлении наличия сговора торговцев – лишение свободы на срок до трех лет с конфискацией всего имущества».  

Pxhere.com: хлеб  
Как сейчас считают, правительство приняло 107-ю статью, чтобы подготовить грядущую расправу с частными торговцами. В реальности, как видим, причины гораздо прозаичнее: это есть самое банальное регулирование рынка во имя национальной безопасности. Поскольку при слабости государственного и кооперативного сектора торговли и отсутствии резервов игра на повышение может обернуться голодом в стране не только при реальной опасности – неурожае или войне – но даже при ее призраке. Точь-в точь как сейчас, когда продовольствия хватает, а цены летят вверх.  

Рынок наносит удар 

Конечно же, форс-мажор не заставил себя ждать. «Военная тревога» 1927 года показала, что ждет государство в случае любых внешних или внутренних трудностей. Весной того же года прошел ряд провокаций против советских представительств за рубежом, и Москва объявила, что Британия готовит войну против СССР. Это было в чистом виде политическое шоу с обеих сторон, никто воевать не собирался – но ведь в газетах что писали? Что война надвигается. А как реагирует население на угрозу войны? Именно так оно и прореагировало.   

Товары из магазинов и лавок вымели раньше, чем государственные органы успели хоть что-то предпринять. (Оцените, кстати, как грамотно сработал нынешней весной Центробанк, повысив ключевую ставку и сделав кредиты недоступными еще до начала ажиотажного спроса на машины и прочие дорогие импортные товары). Впрочем, это еще полбеды – потребитель, купивший в июне мешок макарон, будет есть их до следующего июня, только и всего. Полная беда пришла с другой стороны – резко снизились хлебозаготовки. Маломощные хозяйства вывезли хлеб, как обычно, в августе – сентябре, чтобы заплатить налоги, а потом – все. Зажиточные крестьяне и мелкооптовые торговцы зерно на ссыпные пункты не везли – либо придерживали его, либо продавали частнику по высоким ценам.  

В город за продуктами 

Уже осенью ситуация стала угрожающей – ведь страна по-прежнему не имела резервов. В конце октября начались перебои с хлебом в городах. Цены на рынке резко пошли вверх, начался ажиотажный спрос на продовольствие. Поползли слухи о том, что коммунисты не то прячут хлеб перед войной, не то откупаются им от Англии, что все зерно идет за границу в счет долгов, о скором голоде и перевороте – это в местах, более близких к источникам информации, а в отдаленных нередко были уверены, что война уже идет.  

В деревнях положение оказалось еще хуже – начали голодать бедняки, пострадавшие от локальных неурожаев, производители технических культур – все, кто снабжался хлебом из государственных фондов. Деревня ломанулась за продуктами в город, следствием чего стало введение карточной системы – пока что кое-где, но лиха беда начало! Год выдался вполне урожайный, причем войны не случилось и ясно уже, что и не будет.  Всего-навсего колебания рынка при той экономике, ставку на которую, по мнению многих историков, следовало сделать государству во избежание «ужасов коллективизации».  

Оборотистый частник  

Зато у частных торговцев проблем не было. Неверно думать, что частник – это владелец лавочки, который нанял лошадь, съездил в деревню, купил там картошки и теперь сидит, торгует. Это так, мелочь, пескари. Настоящий частник времен нэпа – это крупный оптовик, имеющий агентов, транспорт, мельницу, склады, лавки – все свое. Агенты скупали хлеб в деревнях, отправляли на мельницу, быстро мололи, тут же везли муку в город на продажу и вырученные деньги вновь пускали в оборот. Одновременно частник работал и на потребительском рынке, скупая товары в государственных и кооперативных магазинах по низкой государственной цене (плюс откат директору магазина) и продавая по высоким рыночным. Поскольку разница цен в торговле и на рынке увеличивалась, продукты из государственных и кооперативных магазинов выметали с паникой, давкой и мордобоем. Чем больше становился ажиотаж, тем выше поднимались цены, тем больше товаров перекачивалось из магазинов на рынок, минуя прилавок и еще больше раздувая ажиотаж.      

Из опыта предыдущих лет власти уже знали, что повышение заготовительных цен делу не поможет – а в случае ажиотажа только подхлестнет процесс и еще уменьшит хлебосдачу. Поэтому на данную меру сразу был наложен жесткий запрет. Однако и расписываться в своем поражении, объявив государственную хлебную монополию и запрет частной торговли, тоже не хотелось. Тем более лихим ребятам внизу дай только волю – они вместо монополии введут продразверстку. И без того обыски и конфискации в голодающих селах, под руководством местной власти, начались еще осенью.  

Тень, знай свое место!  

Выход из положения, как ни странно, нашло ОГПУ. Уже в октябре чекисты обратились в Совнарком с предложением начать репрессии против частного рынка. Большинство торговцев и так находились не в ладах с законом, а для остальных была припасена 107-я статья.  Правда, государственная и кооперативная торговля еще не были готовы принять на себя всю тяжесть снабжения населения, и удар по частнику неизбежно должен был нанести тяжелую рану потребительскому рынку. Однако и терпеть необъявленную войну, которую спекулянты вели против государства, больше не было возможности.  

Так что неудивительно, что власти решили показать частному торговцу, кто в берлоге медведь. В конце декабря экономическое управление ОГПУ начало массовую кампанию сразу на четырех рынках страны: хлебном, мясном, кожевенном и мануфактурном. За четыре месяца было арестовано 4930 человек, скупавших хлеб (городские торговцы и кулаки) и 2964 человека на кожевенном рынке. На мелочь ОГПУ не разменивалось, брали только крупную рыбу. Мелких беспатентных торговцев никто не сажал – штраф, конфискация товара, и гуляй на все четыре стороны… 

Масштаб и накал великой битвы отражен в сводках ОГПУ. 

Украина. «При арестах частников в Черкассах, Мариуполе, Первомайске, Харькове и в других районах Украины выявлен целый ряд тайных складов хлебопродуктов, припрятанных в спекулятивных целях. В Черкассах, например, было обнаружено припрятанными 20 650 пудов ячменя, в Мариуполе – 10 000 пудов подсолнуха, Первомайске – 10 700 пудов пшеницы и 3000 пудов подсолнуха, Харькове – 1500 пудов пшеницы, в Прилуках – 3500 пудов и в Одессе – 1500 пудов пшеничной муки...»  

Это не итоговая, а текущая сводка, и склады перечислены далеко не все. В реальности операция была куда масштабнее. Неудивительно, что рынок отреагировал мгновенно.  

Самарская губерния. «Всего по губернии арестовано 44 частных хлебозаготовителя. Репрессии немедленно оказали самое благотворное влияние на губернский хлебный рынок. Особо значительное снижение цен на пшеницу имеет место на рынке Самары: здесь цена с 2 рублей 10 копеек упала до 1 рубля 50 копеек». 

Уральская область. «В связи с крайне развившейся спекуляцией по мануфактурным товарам по Уральской области было арестовано до 70 частных мануфактуристов. У некоторых из них обнаружили припрятанные запасы мануфактуры до 8000 метров, а готового платья – до 1000 изделий.  Борьба с дезорганизаторами дала самые лучшие результаты: очереди за мануфактурой у государственных и кооперативных магазинов прекратились, и торговля мануфактурой вошла в нормальную колею».   

Тамбовская губерния. «Всего арестовано частных хлебозаготовителей по губернии – 33 человека, спекулянтов хлебозерном – 15 человек. Приблизительный размер оборота в текущую кампанию арестованных хлебозаготовителей нами определяется до 15 000 000 рублей».  

Масштаб впечатляет. Если принять среднюю цену пуда хлеба за 1 руб. 50 коп., то мы получаем объемы торговли – 10 млн пудов зерна только в одной губернии.     

Карточки проблем не решают 

После операции ОГПУ уцелевшие частники начали сворачивать торговлю. К лету 1928 года объем патентованной, т.е. легальной частной торговли сократился на треть, причем ушли с рынка, своей и не своей волей, самые крупные дельцы. Государственная и кооперативная торговля заменить частника были еще не готовы, так что легальный потребительский рынок фактически развалился. К лету 1928 года в стране, пока что решением местных властей, стали уже массово появляться продовольственные карточки. С 1 марта 1929 года они были введены решением Политбюро.  

Появление карточек большинство исследователей связывают с коллективизацией. Но массовая коллективизация начнется лишь через полгода. Развал рынка – следствие необъявленной войны, которую частные торговцы вели с государством во время «военной тревоги» 1927 года.   

Однако борьба с частником-оптовиком являлась лишь одной составляющей хлебной проблемы. Ударами по частным торговцам ОГПУ сломал механизм реализации – но это отнюдь не значит, что наладилась заготовка хлеба.  

Pxhere.com: пшеница  

Вспомним социальный состав деревни. Бедняки и маломощные середняки, а это около 70% всех дворов – в дальнейших событиях не участвуют вообще. Они уже сдали свое зерно, заплатили налоги, прикупили кое-что из самого необходимого и занимаются своими делами.  В игре остались лишь сильные середняки и зажиточные хозяева, у которых были деньги для уплаты налогов и которые прекрасно понимали, что если начнется война, то бумажки обесценятся. Но главным игроком являлся кулак – мелкооптовый хлеботорговец, аккумулировавший продовольственные запасы. Его логика была проста: весна, голод, высокие цены, а свой хлеб он и без нэпмана-горожанина сумеет продать.    

Чекистско-экономические меры  

В соответствии с двумя категориями сельских хозяев власти применяли и две категории мер: экономические и чекистские. Первые – ускоренное взимание платежей по налогам, страхованию, кредитам, сбор авансов под промышленные товары и сельхозмашины – особого успеха не принесли. Кулаку все это было не страшно и неинтересно, он затаился в ожидании «настоящих» цен. По данным ОГПУ, запасы хлеба на одно зажиточное хозяйство составляли от 500 до 2000 пудов товарного хлеба – то есть сверх собственных потребностей. 

И тогда местные власти, подгоняемые голодными толпами под окнами, стали срываться уже в массовом порядке – на местах начались обыски и конфискации, появились заградотряды и продотряды. Наверх валом шли требования от местного руководства: разрешить применять насильственные меры к держателям хлеба.  

И лишь тогда власть согласилась на силовые методы. Директива ЦК от 6 января 1928 года содержала долгожданное требование конфискации излишков хлеба у крестьян, имевших большие запасы. Основание для такого решения имелось – та самая 107-я статья, которая предусматривала лишение свободы на срок до трех лет с полной или частичной конфискацией имущества. 

Политбюро ушло в село 

В январе 1928 года члены Политбюро, бросив другие дела, разъехались по стране руководить хлебозаготовками. К проведению заготовок были привлечены ОГПУ и милиция, в село отправились партийные и советские работники из городов. За январь – март 1928 года было мобилизовано 2580 ответственных работников губернского масштаба и 26 тысяч уездного и ниже. Естественно, весь низовой аппарат тут же радостно сорвался в чрезвычайщину – ведь со времени отмены продразверстки прошло всего семь лет. И отряды по деревням ходили, и хлеб отбирали просто так и у кого попало, и свои же деревенские «раскулачивали». Того беспредела, что в Гражданскую, уже не было – однако случалось всякое.  

В Сибири, например, воскресла давно забытая мера времен Гражданской войны – выделение 25% собранного зерна бедноте, причем даже не по льготным ценам, а в порядке долгосрочного кредита. Стало быть, в только что собравшей небывалый урожай сибирской деревне бедняки не только голодали, но рынок уже выкачал имеющиеся у них скудные сбережения.  

Голод 1928 года удалось предотвратить – чтобы в следующем заготовительном сезоне столкнуться с теми же проблемами.  Продовольственная безопасность страны уперлась в тупик.  

Частный рынок из мужичка с телегой 

События 1927 года показали, что страна стоит перед выбором: либо дальнейшее развитие рынка, либо национальная безопасность. Но советское правительство не относилось к числу таких, которые позволяли кому бы то ни было играть безопасностью. Эта школа была пройдена еще в Гражданскую. Торговать – так торговать, воевать – так воевать, но хлеб в стране должен быть. 

В первые же годы коллективизации с нижним звеном – мелкооптовым хлеботорговцем-кулаком было покончено. Но нэпман выжил и стал искать себе новых поставщиков. Нашел, конечно – не во всех, но во многих колхозах руководство принялось азартно разворовывать урожай. Это послужило одной из основных причин «голодомора» 1933 года. И лишь знаменитый указ от 7 августа 1932 года, которым воровство государственной и колхозной собственности каралось вплоть до высшей меры, положил конец рыночным играм в СССР. Частный рынок был низведен до мужичка с телегой и даже во время войны не осмеливался бодаться с государством. Ну, а что было потом – это уже совсем другая история.