Декан экономического факультета МГУ: самое страшное в кризис – быть не готовым к открытию окна возможностей

Первая порция статистики Росстата говорит о том, что итоги 2022 года оказались лучше прогнозов. Промышленности пророчили провал на 8%. По ДФО выпуск снизился на 4,8%, при этом 6 из 11 субъектов макрорегиона показали рост. То есть самый острый этап кризиса мы прошли с минимальными потерями. 

Сегодня важно понять, как экономика переживет 2023 год. И уже пора думать о дальнейшем развитии страны. 

Свою точку зрения по этому поводу в эфире программы «Правомир» высказал российский институциональный экономист, доктор экономических наук, декан экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Александр Аузан. Подробности — в материале ИА Vostok.Today.

Глубина и скорость падения экономики РФ оказались совсем не такими, какими их ожидали иностранные и российские экономисты. Ниже о причинах оптимизма на будущее.

Рыночная экономика оказалась сильнее

Даже вице-премьер Андрей Белоусов в определенный момент считал, что все идет к коллапсу. Мы, правда, с ним по-разному сейчас объясняем, почему этого не произошло. Мы ждали развития двух негативных сценариев. Во-первых, это разрыв связей. Россия глобализирована в логистике примерно на 21%. Это, разумеется, очень серьезная угроза падения. 

Второй фактор — снижение потребления. Падение в этом случае всегда проходит по определенной формуле: люди боятся потерять работу, перестают тратить деньги, падает спрос, за ним падает предложение. И так запускается спираль свертывания экономики. 

Что произошло с этими двумя угрозами? 

Связи действительно разорвались. Но рыночная экономика оказалась сильнее. Я считаю, что это достижение последних тридцати лет, которым мы, наверное, можем гордиться. Рынок хорошо сшивает дыры и предлагает замены. Запасов предприятий хватило на три-четыре месяца. Это дало выигрыш времени, а затем были найдены другие цепочки поставок.

При этом спираль падения спроса не закрутилась. Сначала люди пришли в состояние шока и боялись больше всего финансового кризиса. Но угроза этого кризиса была снята очень быстрыми профессиональными действиями денежных властей. После этого люди повели себя достаточно оптимистично. Они продолжали покупать и тратить. Правда, до указа о мобилизации тратили больше. Но в целом, отметим, спираль затормозилась. 

Тут, конечно и Минтранс и Минпромторг сработали грамотно. Нужно было решить много вопросов по развороту логистики. 

Вектор поставок менялся и, конечно, для транспортного сектора это был сложный период. 

Впрочем, год оказался сложным для всех. Люди тяжелее всего переживают несоответствие своим ожиданиям. И 2022 год в этом смысле не из самых легких для восприятия. Мы, как и экономика, не ко всему были готовы. 

К неприятностям 2023 года, если они случатся, мы более приспособлены – есть понимание, что вошли в иную жизнь и другую реальность. 

Россия, как правило, даже глубокие кризисы преодолевала психологически легче, чем другие страны ввиду высокой адаптивности населения. Люди не во всем рассчитывают на власть и находят собственные, неожиданные и порой странные решения, которые позволяют жить дальше. 

Ранее мы писали: Экономика ДФО начала 2023 год ростом нефтедобычи и восстановлением логистики

Не упустить окно возможностей 

Но кризис будет преодолен вряд ли в 2023 году, скорее, мы можем говорить о 2024 годе. В любом случае мы справимся. 

Вероятно, какие-то ниши будут заполнены, где-то возникнет монополизация и вырастут цены, где-то нет. 

Меня больше всего беспокоит не этот год, а что будет дальше. Вот это долгосрочное будущее непонятно. 

Потому что мы потеряли доступ к очень серьезным технологиям. Я напомню, что 79% R&D (Research and Development, набор инновационных мероприятий – ред.) к нам поступало с Запада. И Восток нам не может предложить замены, ему еще расти и расти для того, чтобы он мог предложить аналогичные решения. Тем более, что Китай, похоже и не стремится это сделать на уровне своих фронтирных разработок. 

Поднебесная намерена конкурировать, как с Западом, так и с нами. Китай не будет отдавать нам лучшее. И в этом отношении у него понятная экономическая логика. 

Кроме того, мы потеряли определенные пространственные возможности. Россия, имеет самую большую территорию в мире, и она играет роль хаба между Севером и Югом, Западом и Востоком. А как сейчас все это все будет работать? Скажем, прекрасный проект Северный морской путь с атомными ледоколами. Что он будет возить? Предполагалось, что это будет новая связь Европы с Восточной Азией. А сейчас он будет мурманскую рыбу возить в Японию? Это странно. Хотя сохраняю надежду, что и здесь найдем свой, особый путь.

И тем не менее для меня формула оптимизма с 2022 года звучит так: завтра будет хуже, чем послезавтра. Потому что история иногда делает и хорошие повороты. Они тоже бывают неожиданными. 

Надо поэтому внутренне всегда быть готовым не только к плохим поворотам, но и к хорошим переменам.

Фото: pxhere.com

Культурный код России

Например, ковидный кризис подтолкнул развитие нашего технологичного сектора. У нас выросли действительно очень мощные фронтирные компании, которыми мы можем гордится: «Сбер», «Яндекс» и другие.

К сожалению, с уходом сильных игроков этот рынок стал менее конкурентным. В этой связи я очень обеспокоен судьбой наших цифровых гигантов. У них такая же проблема, как и у российского футбола — уйти в азиатскую конфедерацию, получить дополнительные возможности, но играть с командами на три класса ниже или пытаться оставаться в УЕФА.

Есть ли еще области, в которых мы научимся делать свое? Лично я сомневаюсь, например, в силе нашего автопрома. Хотя, здесь исключения есть. «КамАЗ» сделал конкурентоспособный, высокоэлектронный грузовик, это факт. Но в целом больше шансов, мне кажется, у тех производств, где мы можем делать отдельные штучные товары.

Поэтому сейчас очень важно развивать креативные индустрии. Для России это определённый культурный код. Мы можем сделать что-то уникальное, но нам сложнее поставить на конвейер. Конвейрное производство у нас всегда работало хуже, чем в странах, где принято читать инструкции и соблюдать их от первого до сто тридцать второго пункта.

Поэтому я, скорее, допускаю успех в занятии новых ниш тех отраслей, которые связаны с малыми сериями. И это не всегда мелкое производство. Я говорю об уникальности. 

Посмотрите, как развивается наш «Росатом». Компания в этом глобальном кризисе ничего не потеряла. У нее был план установить 32 реактора, он снизился всего до 30. Но это все равно много. «Росатом» продолжает быть крупнейшим участником мирового рынка и главным конкурентом «Westinghouse» (одна из ведущих электротехнических компаний США – ред.). 

При этом, конечно, нужно быть готовыми к тому, что мы потеряем качество, вернее в соотношении цена-качество. В ближайшие годы этот параметр будет хуже, чем то, к чему мы привыкли в прежние времена. 

Вот поэтому, мне кажется, что главный вопрос не в том, сможем ли мы в каких-то нишах создать что-то равное или лучшее, то есть заместить. Главная для меня головная боль — это Россия в конце двадцатых годов. Что мы будем делать и как жить после кризиса? И начинать думать об этом нужно уже сейчас. Потому что самое страшное, это быть не готовым к открытию окна возможностей.